— Она так говорит? — К удивлению Робин, лицо Генри слегка порозовело. — Ну что ж, — сказал он, — если твоя мама права, может быть, нам это поможет выкрутиться, пока не отдаст концы дядя Г. Что-то же должно нам помочь. Есть в Новой Зеландии бэйлиф? Ну, уполномоченный судом?

— Бей лиф? Какой лиф? Почему он упал, намоченный судом? Генри, по-моему, это что-то непристойное!

— Моя невинная овечка Робин Грей! Бэйлиф, он же уполномоченный судом, — это судебный пристав, такой, знаешь ли, джентльмен в котелке, который приходит и живет у тебя, пока ты не оплатишь все счета.

— Генри! Как ужасно!

— Жутко, — согласился Генри, следя за полетом ястреба.

— Я хочу сказать, это же очень стыдно.

— К ним скоро привыкаешь. Я помню, один из них сделал мне рогатку, когда я приехал домой на каникулы. В тот раз дядя Г. все оплатил.

— Но разве вам… никогда… — Роберта замолчала и покраснела.

— …не было стыдно? — закончил Генри.

— Э-э-э…

— Слушай, — сказал Генри, — там голоса.

Это были Фрида и близнецы. Они мчались по тропинке между кустами, страшно взволнованные. Время от времени все трое выкрикивали:

— Генри! Ты где-е-е? Генри.

— Хелло! — прокричал Генри.

Кусты затряслись, и тут же трое Миногов вылезли на поляну. Близнецы только что ездили верхом, и на них еще оставались прекрасные английские бриджи. Фрида, по контрасту, была в купальном костюме.

— Слушай, что ты об этом думаешь? — закричали они.

— О чем?

— Это же совершенно потрясающе! Папе сделали замечательное предложение насчет продажи «Медвежьего угла», — задыхаясь от бега и от волнения, выпалила Фрида.

— Мы сможем заплатить по счетам, — добавил Колин. И все они вместе воскликнули:

— И мы уедем в Англию!

Глава 2

Прибытие в Лондон

Теперь, когда последний чемодан был закрыт и вытащен нетерпеливым стюардом, каюта потеряла свое лицо. Глядя на нее при свете лампы, — дело было задолго до рассвета, — Роберта почувствовала, что каюта больше ей не принадлежит, что тут ее только терпели. На полу валялись клочки бумаги, дверь шкафа была распахнута, по туалетному столику тянулась полоска рассыпанной пудры. Непривычное черное платье и пальто, которые Роберте предстояло надеть, висели на крючке возле двери и, словно живые, чуть раскачивались из стороны в сторону. Корабль все еще приятно поскрипывал, словно наслаждаясь собственным движением. Снаружи, в темноте, по-прежнему пенилось море, а шаги бубнили над головой Роберты, на палубе. Но все эти знакомые и милые звуки еще пуще усугубляли чувство одиночества и угнетенности. Путешествие закончилось. Корабль уже кишел взволнованными пассажирами. Чернота за иллюминатором постепенно светлела, серела. Роберта в последний раз смотрела на торжественный горизонт, на свет зари, скользивший по холодным кружевам морской пены.

Она надела черное платье и в сотый раз спросила себя, в таком ли платье следует сходить на берег. У платья был белый воротник, а на шляпке — белый бант. Может быть, будет не так очевидно, что она в трауре.

«Я проехала тринадцать тысяч миль, — подумала Роберта. — Полмира объехала. Тут северные небеса, и эти гаснущие звезды — северные звезды».

Она высунулась из иллюминатора, и грохот моря ворвался ей в уши. Холодный утренний ветер отбросил ее волосы назад. Она посмотрела вдаль и увидела словно ожерелье бледных огоньков поперек огромного туманного простора. Сердце у нее бешено забилось, потому что она впервые увидела Англию. Роберта долго смотрела, высунувшись из иллюминатора. Теперь вокруг корабля с воплями носились чайки, ныряя вниз. Вдалеке она услышала заунывный голос сирены. Роберта никак не могла собраться с силами, чтобы выйти на палубу, — иногда от волнения человека охватывает странная инертность. В конце концов пробили склянки на чудовищно ранний завтрак. Роберта открыла переполненную сумочку и с превеликим трудом нашла в ней два новозеландских фунта, которые собиралась дать своей стюардессе. Многовато для чаевых, но ведь это всего лишь тридцать английских шиллингов. Стюардесса ждала в коридоре. Там же стояли стюард и банщик. Роберте пришлось снова вернуться в каюту и покопаться в сумочке.

Завтрак прошел странно: все были в непривычной одежде и очень спешили, обмениваясь адресами. Пассажиры собирались поддерживать дружбу, возникшую на корабле, но Роберта чувствовала, что в этих планах не было уверенности. Она тоже дала свой адрес нескольким пассажирам и записала их адреса на обороте карточки меню. Затем она летала в конец очереди за паспортами, от волнения то вынимая дорожные документы, то снова пряча их в сумочку. В иллюминаторы виднелись трубы пароходов, борта высоких судов, здания, которые казались совсем рядом. Она получила свой проштампованный паспорт и вернулась на палубу Б, где на нее бессмысленно смотрели знакомые надписи. Люки уже были открыты, а с якорных лебедок сняты чехлы. Роберта стояла в сторонке от остальных пассажиров и точно так же, как они, смотрела вперед. Теперь берег был почти рядом, и остальные корабли находились совсем близко. Стюарды — бледные, в тельняшках — высовывались из иллюминаторов поглазеть на большой лайнер. Роберта услышала, как кто-то из пассажиров сказал: «Добрая старая Темза». Она слышала названия, чужие, но знакомые: Гревсенд, Тильбери, Гринхит.

— Теперь мы почти приехали, мисс Грей, — произнес голос у нее за спиной. Пожилой мужчина, с которым Роберта несколько раз приятельски разговаривала, облокотился на поручни с ней рядом.

— Да, — отозвалась девушка. — Теперь уже недолго.

— Вы в Лондоне впервые?

— Да.

— Должно быть, это странное ощущение. Не могу себе даже представить. Понимаете, сам-то я из кокни. — Он повернулся и посмотрел на девушку. Наверное, ему показалось, что она для своих лет слишком уж маленькая и юная, потому что он добавил: — Кто-нибудь придет вас встречать?

— На вокзале, не на пристани. Тетя. Я никогда ее не видела раньше.

— Надеюсь, что тетя хорошая.

— И я надеюсь. Это сестра моего отца.

— Ну что ж, можете растопить первый ледок, если скажете ей, что сразу узнали ее — так она похожа на вашего отца… — Он резко осекся. — Простите, — пробормотал он. — Я сказал такое… Простите.

— Ничего, все в порядке, — кивнула Роберта и, видя, что он и впрямь расстроен, добавила: — Я еще не привыкла говорить о них вот так, запросто. Я имею в виду, о маме и папе. Конечно, со временем я привыкну.

— Оба сразу? — с состраданием спросил попутчик.

— Да. Автомобильная катастрофа. Я собираюсь поселиться вместе с тетей.

— Ну что ж, — вздохнул он, — могу только повторить, что я надеюсь, она окажется симпатичной тетей.

Роберта улыбнулась ему, но ей все-таки захотелось, чтобы он, несмотря на свою симпатичность, ушел отсюда. По палубе прошел стюард, разнося последнюю почту.

— Вот и почта с лоцманской шлюпки, — заметил попутчик.

Роберта не знала, ждать ей письма или нет. Стюард протянул ей целых два и телеграмму. Она вскрыла телеграмму, и в следующий миг ее попутчик услышал радостный вопль. Он поднял взгляд от собственного письма. Темные глаза Роберты сияли, все лицо ее словно засветилось жизнью.

— Хорошие новости?

— О да! Да! Это от моих самых-самых лучших друзей. Я сперва должна буду пожить у них. Они придут встретить меня на пристань. Моя тетя заболела или что-то в этом роде, и я должна пожить с ними.

— Это хорошая новость?

— Это замечательная новость! Понимаете, я дружила с ними в Новой Зеландии, но не видела их целую вечность.

Роберте больше не хотелось, чтобы он ушел. Она была настолько рада, что ей хотелось поговорить о том, как ей повезло.

— Я написала им, что приезжаю, и послала письмо авиапочтой в тот день, как мы отплыли. — Она посмотрела на письма. — Это от Шарло.

Дрожащими руками девушка вскрыла конверт. Почерк леди Чарльз был похож на нее самое — тонкий, элегантный и щедрый.