Трудно сказать, была ли эта очередная глупость Бойля, всегда свысока относившегося к русским и своими менторскими поучениями подчеркивавшего, что он может лучше вести дела, чем доморощенные «лентяи и неучи», или сознательное предательство интересов России. На самом деле, зачем было обещать крепости помощь, когда неприятель перестанет досаждать ей? Монастырю нужны были подкрепления для борьбы с врагом, и он остро нуждался в них именно тогда, когда союзные суда крейсировали в районе островов. Даже монастырские святоши, обычно почтительно относившиеся к сильным мира сего, до того были возмущены поведением военного губернатора, что открыто говорили в своем кругу, перефразировав народную пословицу: «Надейся на Бойля, а сам не плошай». Адмирал, конечно, понимал, что он делает для Соловецкого кремля не все, что может, и дает ему далеко не все то, в чем нуждается остров. Начальник губернии чувствовал уязвимость своих позиций и, чтобы отвести от себя удар, в письме к царю оправдывал свое игнорирование запросов порубежной крепости тем, что отправка на Соловки вооружения в нынешних обстоятельствах «сопряжена с опасностью от неприятеля».[361]

Монастырю пришлось выискивать внутренние резервы укрепления обороноспособности и одновременно совершенствовать боевую выучку гарнизона. Архимандрит Александр признавался, что «горестные обстоятельства, в которых обитель находилась, заставили нас по необходимости изучать военную стратегию».[362]

Своими силами монастырские мастера сделали 17 лафетов, сбили 25 дощатых платформ для установки на них пушек. Насколько серьезные трудности испытывал монастырь в оружии и как он их преодолевал, свидетельствует такой пример: жители острова выкопали из земли пролежавшие в ней столетия 4 пушки, которые использовались для прикрепления судов во время стоянки. Да из этих орудий две пушки и 15 ядер пришлось уступить Кеми по просьбе населения приморского города.

Не без труда удалось монастырскому агенту купить в Архангельске частным порядком за наличный расчет 8 пудов пороха, да 2 пуда, как отмечалось, выдали ему бесплатно для 8 казенных пушек.

Подмога, хотя и небольшая, не была бесполезной: 16 июля 10 пудов пороха, прибывшие с большой земли, выгрузили на острове. Накануне этого дня на Соловки прибыл адъютант военного губернатора лейтенант флота Бруннер. Он был направлен своим начальником в инспекторскую поездку по всему берегу — от Архангельска через Онегу, Кемь в Соловецкий монастырь и Колу «для успокоения и ободрения жителей», словно только этого и недоставало поморам.

Адмирал вооружил адъютанта инструкцией, предписывавшей безоружным крестьянам поморских селений «заготовить дубины длиною от 5 до 6 футов, с заостренным концом, которые в руках их будут хорошим оружием, чтобы валить наповал и колоть неприятеля и внушить при этом крестьянам, что смелым бог владеет (sic!), и они с этим оружием легко победят англичан, которые весьма плохо управляются с ружьями».[363] Ничего не скажешь, высокого же мнения был Бойль о своих соотечественниках!

В монастыре Бруннер должен был осмотреть места, где стояли неприятельские фрегаты, проверить, правильно ли установлены пушки, и вообще проинспектировать цитадель, исправить недоделки оборонительной системы, если таковые окажутся.

Бруннер пробыл на острове с 15 по 24 июля. 20 июля он выслал отчет Бойлю.[364] Из этого документа мы узнаем, что в середине июля в монастыре было 3 оборудованных батареи из древних пушек 6-фунтового калибра. В одной из них лейтенант сделал некоторые улучшения: устроил печь для каления ядер и защитил ее бруствером. Для отражения высадки десанта 2 пушки 3-фунтового калибра были приспособлены к действиям полевой артиллерии. На крепостной стене орудия установили так, что «одни из них при содействии батарей могут поставить неприятеля в два огня, другие обстреливают места, по которым неприятель мог бы десантом приблизиться к крепости». Имелась «партия застрельщиков» из 25 человек под начальством отставного лейб-егеря, между батареями и кремлем действовал зрительный телеграф. Адъютант военного губернатора произвел на острове военные учения, которые, по его словам, оказались «довольно успешными». Бруннер высоко оценил моральное состояние и боевую подготовку защитников пограничной крепости, но отмечал недостаток вооружения и боеприпасов. Он робко просил Бойля выслать на остров на первый случай хотя бы 20 ружей из Ненокского посада, так как 15 ружей из имеющихся в местном гарнизоне совершенно негодны.

Дальнейшее поступление в монастырь подкреплений людьми, оружием и боеприпасами связано с энергичным заступничеством за обитель епископа Архангельского и Холмогорского Варлаама. Он знал о нуждах крепости, знал содержание просьб монастыря, адресованных Бойлю, негодовал по поводу отказа военного губернатора оказать помощь форпосту Северного края.

Епископ Варлаам забил тревогу о судьбе беломорской твердыни, трижды на протяжении одной недели 13, 14 и 17 июля строчил в синод докладные, в которых сообщал о подозрительном, с его точки зрения, поведении Бойля, прозрачно намекал на возможность измены с его стороны. Епископ упрекал губернатора в том, что он не оказывает должного сопротивления английскому флоту, не принимает мер к обороне вверенного ему края, особенно монастырей, к которым питал неприязнь, поскольку сам принадлежал к церкви англиканской, а не православной. Эти послания сами по себе столь выразительны, что мы не станем пересказывать их содержания, а приведем лишь одно из них с самыми незначительными сокращениями.

В письме от 17 июля 1854 года читаем: «О восполнении недостатков в людях и оружии отец архимандрит усиленно просил г. военного губернатора и форменно и словесно через присланного из монастыря нарочного иеромонаха, который, как донес мне после явки к военному губернатору на словах, со слезами и едва не на коленях просил его отпустить хотя бы пороха, который более всего нужен был для обители, но г-н военный губернатор по каким-то причинам не согласился удовлетворить его прошение к крайней нужде монастыря. Побуждаюсь крайнею опасностию монастырю и общим говором по городу, что если англичане займут Соловецкую обитель, то найдут там для себя все, не исключая и самого дока для стояния кораблей на зиму, то не оставят ее уже более, и Соловецкая обитель будет для них на Белом море тоже, что остров Мальта, и бедные поморы на Белом море, лишась всех выгод от промышленности своей рыбою помрут можно сказать голодной смертью. Я вчерашний день… нарочно ездил к г. военному губернатору и почти с горестными же слезами просил дать всевозможные средства к защите от врага обители Соловецкой, но, к прискорбию моему, и я получил в ответ только то, что до наступления осени, когда… уйдут враги восвояси, ничего для обители он сделать не может, а послал теперь только туда офицера (Бруннера. — Г. Ф.) осмотреть, где и какие места более слабы для вторжения врага и требуют нарочитого укрепления».[365]

Докладная кончалась уведомлением, что по имеющимся сведениям, на помощь фрегатам, атаковавшим монастырь, спешат другие суда союзников, чтобы совместными силами вновь напасть на крепость, и, если «еще часть эскадры соединится с опустошителями, тогда настанет для обители величайшая опасность». Поэтому автор письма просил синод «войти в немедленное сношение с г. министром военным или внутренних дел, дабы предписано было г. военному губернатору города Архангельска без замедления удовлетворить всем нуждам Соловецкой обители».

Ходатайство за Соловецкий монастырь раздражало адмирала. Он считал, что Варлаам сует нос не в свое дело, в письме к военному министру упрекал епископа в малодушии и трусости. Начальник Северного края обвинял местного владыку в тяжких земных грехах: «Преосвященный Варлаам, — писал он, — как мне известно из моих с ним разговоров, расстраивает себя тем, что, предаваясь напрасной и непомерной боязни неприятельского нападения, верит происходящим от этого страха тревожным снам и вступает в открытую беседу о настоящих политических делах с людьми до такой степени боязливыми и также мало понимающими военное и морское дело, как и сам преосвященный. В этих беседах епископ Варлаам и с своей стороны высказывает свои ни на чем не основанные опасения и даже в произносимых в церквах проповедях, увлекаясь сими ошибочными убеждениями, бывает так неосторожен, что словами своими не ободряет слушателей, как бы следовало пастырю, но напротив приводит в уныние и внушает недоверие к начальству, как передано мне об этом некоторыми почетнейшими лицами Архангельска, заслуживающими полное доверие».[366] Вместе с тем военный губернатор оправдывался перед столицей. Он сообщал, что старается аккуратно выполнять все рекомендации Петербурга по усилению обороны Соловецких островов, хотя тут же пояснял, что опасается посылать в монастырь вооружение и порох большими партиями, а предпочитает направлять то и другое мелкими порциями на малых судах. Но всякая помощь монастырю будет казаться местным руководителям церкви незначительной, по словам Бойля, потому что они сравнивают ее с той поддержкой, которую получила крепость в 1801 году, когда там находилось полторы тысячи солдат под начальством генерала Дохтурова.