Кажется по последним известиям, что носы осунулись у них. Курьер сказывает, что по всей дороге нет ни единого города, ни единого замка, который бы не заперт был по причине внутренних конвульсий³ каждого из тех городов и замков.

Принц Виртембергский приехал сегодни⁴ и завтра ко мне будет. Прощай, мой друг сердечный. Кате, твоей племяннице, есть лехче, только наружные чирьи еще не все миновались.

Окт[ября] 8 ч., 1782 г.

Из писем твоих, друг мой сердечный, от 25 и 26 числа я усмотрела твое свиданье с Ханом и пустой его страх¹. Пуганая ворона куста боится. Татары об нас судят по тем правилам, по которым приобыкли судить о турецких распоряжениях, и для того нам подножием служат ныне. Что-то Хан к тебе напишет? Войск весьма достаточно наряжено идти², лишь бы в Крыме достаток был на зиму в фураже; а прочие заботы в моей голове исчезли, видя из твоих писем приуготовление пропитанья. Что мои письмы тебе приятны, сие служит к моему большому удовольствию. Бог знает, Веселицкий или Хан причиною недоразумения о Ахтиярской гавани, я никогда на эти слова много не полагалась: надобно будет — займем и без них, не надобно, то перед ними.

Катя все еще возится с чирьями. Пятый оказался. Я почитаю сие за великое щастие, что материя сама сыскала такой путь. Виртем[бергская] Принцесса приехала, и в четверг у ней в Эрмитаже глаза были так распухли и расплаканы, что жалко было смотреть³. Они, сказывают, живут, как кошка с собакою. Вел[икий] Кн[язь] приехал в Вену 23 сентября, тамо останутся две недели⁴. И так теперь на обратном пути.

Саша ужасно как обрадован твоими письмами. Прощай, любезный друг, будь здоров и приезжай скорее к нам.

[Около 14 октября 1782]

1. Об экстраординарной сумме, надеюсь, что остановки не зделается, ибо Кн[язю] Вяз[емскому] экстраординарные деньги на сей неделе даны.

2. На заведение литейного дома в Киеве нельзя не согласиться, тем более что в Малороссии еще находятся тамошней артиллерии литейщики и другие мастеровые, от коих помощь ожидать можно, а иного и сберечь [от] лишней пересылки людей и вещей.

3. Хотя не люблю, когда ты не у меня возле бока, барин мой дорогой, но признаться я должна, что четырехнедельное пребывание твое в Херсоне, конечно, важную пользу в себе заключает, как сам упоминаешь¹.

Bonjour, mon Ami, portes Vous bien.[256]

О наборе рекрут еще нужно промышлять.

[Около 26 ноября 1782]

Чаю, не оспоришь, буде Генерал-кригскомиссара Дурнова вмещу в число Александровских кавалеров¹. Что же касается до мужа твоей племянницы, то прошу тебя отложить сие прошение до другого дня², а наипаче к праздникам всякие прозьбы за неделю, а еще лутче за две, доставить к моему сведению, дабы мысли время имели бродить, аки брага. Я, увидясь с тобою, объясню тебе мои мысли дружественно и дружеские, car, m'amour, je n'en ai point d'autres pour toi.[257]

[До 14 декабря 1782]

Ест ли б Император своему Министру у Порты повелел обще с нашим настоять только в том, чтоб Порта не инако почитала Хана, как Государя самовластного и никак не подлежащего их суду¹, тем паче, что жалобы и неправильно взнесенные и ложно вымышленные, да и никак по соседству Порту безпокоить не могущия.

В таком дознании Хана независящим будет сильно всякое с ним постановление. Некстате заставлять цесарцев говорить о уступке чрез пособие Порты нам гавани Ахтиарской, ибо сие наделает больше тамо подозрения, нежели пользы². И мы вящее только подарим прежде время подозрение. К тому же не надлежит турков вмешивать в дела, Хану принадлежащие, чтобы они и мыслить не могли быть господами в татарском имении.

Я все, Всемилостивейшая Государыня, напоминаю о делах, как они есть и где Вам вся нужна Ваша прозорливость, дабы поставить могущие быть обстоятельства в Вашей власти.

Естли же не захватите ныне, то будет время, когда все то, что ныне получим даром, станем доставать дорогою ценою. Изволите разсмотреть следующее.

Крым положением своим разрывает наши границы. Нужна ли осторожность с турками по Бугу или с стороны кубанской — в обеих сих случаях и Крым на руках. Тут ясно видно, для чего Хан нынешний туркам неприятен: для того, что он не допустит их чрез Крым входить к нам, так сказать, в сердце.

Положите ж теперь, что Крым Ваш и что нету уже сей бородавки на носу — вот вдруг положение границ прекрасное: по Бугу турки граничат с нами непосредственно, потому и дело должны иметь с нами прямо сами, а не под именем других. Всякий их шаг тут виден. Со стороны Кубани сверх частных крепостей, снабженных войсками, многочисленное войско Донское всегда тут готово.

Доверенность жителей в Новороссийской губернии будет тогда несумнительна. Мореплавание по Черному морю свободное. А то, извольте рассудить, что кораблям Вашим и выходить трудно, а входить еще труднее. Еще в прибавок избавимся от трудного содержания крепостей, кои теперь в Крыму на отдаленных пунктах.

Всемилостивейшая Государыня! Неограниченное мое усердие к Вам заставляет меня говорить: презирайте зависть, которая Вам препятствовать не в силах. Вы обязаны возвысить славу России. Посмотрите, кому оспорили, кто что приобрел: Франция взяла Корсику, Цесарцы без войны у турков в Молдавии взяли больше, нежели мы. Нет державы в Европе, чтобы не поделили между собой Азии, Африки, Америки. Приобретение Крыма ни усилить, ни обогатить Вас не может, а только покой доставит³. Удар сильный — да кому? Туркам. Сие Вас еще больше обязывает. Поверьте, что Вы сим приобретением безсмертную славу получите и такую, какой ни один Государь в России еще не имел. Сия слава проложит дорогу еще к другой и большей славе: с Крымом достанется и господство в Черном море. От Вас зависеть будет запирать ход туркам и кормить их или морить с голоду.

Хану пожалуйте в Персии, что хотите, — он будет рад. Вам он Крым поднесет нынешную зиму и жители охотно принесут о сем прозьбу⁴. Сколько славно приобретение, столько Вам будет стыда и укоризны от потомства, которое при каждых хлопотах так скажет: вот, она могла, да не хотела или упустила. Естьли твоя держава — кротость, ту нужен в России рай. Таврический Херсон! из тебя истекло к нам благочестие: смотри, как Екатерина Вторая паки вносит в тебя кротость християнского правления.

[Конец 1782]

Благодарю, друг мой сердечный, за прекрасный подарок и за письмо с начертанием твоих ко мне чувствований¹. Видит Бог, что я тебя люблю и чту, яко вернейшего и умнейшего друга.

Письмо паши к Хану доказывает весьма твои предсказания к le moment est tres favorable pour oser beaucoup[258] и для того надлежит начать занятьем Ахтиярской гавани².